Развитие цивилистической мысли об институте управления делами юридического лица

Одной из дискуссионных в гражданском праве является проблема правосубъектности юридического лица. На протяжении двух столетий с момента активного вовлечения юридических лиц в гражданский оборот многочисленные исследования предлагали подчас совершенно разные подходы к пониманию данного правового явления.

Известные на сегодняшний день теории как дореволюционного, так и советского периода представляют богатый материал для критического осмысления.

Получившая большое распространение в XIX в. теория фикции, автором которой признается Савиньи, исходила из того, что действительным субъектом прав может выступать только физическое лицо, поскольку право установлено в интересах людей, но исходя из потребностей оборота конструируется искусственный субъект, представляющий собой, в сущности, фикцию или некое отвлеченное понятие[1].

Создатель органической теории О. Гирке предложил рассматривать корпорацию как «реальную совокупную личность», «телесно-духовное жизненное единство», которое по аналогии с индивидом обладает собственной волей и способностью к ее выражению[2].

Оценивая обе указанные теории, нельзя не отметить, что при характеристике юридического лица, они обращаются как к правовой, так и социальной областям. При этом, на наш взгляд, вовсе не обязательно, чтобы сфера правовых отношений представляла собой зеркальное отражение отношений общественных.

Так, для юридических лиц вовсе не исключается возможность быть действительным субъектом прав, как утверждали сторонники теории фикции, и, вместе с тем, организация не обладает такими качествами, которые бы позволили ей выступить конечным пользователем благ на уровне социальной реальности, как полагал О. Гирке. Таким пользователем может быть только физическое лицо.

Необходимость разграничения правовой и социальной реальности позволяет нам не согласиться и с предложенными сторонниками органической теории примерами реальных проявлений юридического лица. Еще Г.Ф. Шершеневич указывал, что данная теория «смешивает наши представления с реальностями, их вызывающими» (совершенно справедливо он отмечал, что реальны здание, больные, врачи, кровати и т.п., но сама больница как субъект права – это только наше представление)[3].

Современные правопорядки позволяют найти еще более убедительные доказательства того, что некоторые явления подчас ошибочно воспринимаются как доказательства реальности юридического лица. Так, лица, выполняющие свои обязанности в организации на основании трудового договора, по всей видимости, не могут рассматриваться как само юридическое лицо либо его часть. Иначе в случае увольнения всех или части работников следовало бы говорить об изменении юридической личности организации, что должно было бы отразиться на правосубъектности юридического лица. Между тем, каких либо изменений в его право- или дееспособности не происходит. Кроме того, наличие трудовых правоотношений возможно только между самостоятельными субъектами права, но никак не «внутри» одного лица или между одним и тем же лицом.

Более распространена точка зрения, согласно которой частью юридического лица являются его участники[4] , а также лица, выполняющие функции его органов[5]. Можно было бы пойти дальше и утверждать, что в некоторых случаях данные лица и составляют само юридическое лицо (например, в акционерном обществе или обществе с ограниченной ответственностью). Но как быть в тех случаях, когда в обществе не остается ни одного участника или лица, выполняющего функции органа управления (в случае смерти или признания его безвестно отсутствующим)? Разве следует в таком случае говорить о прекращении юридического лица?

В германском праве такая ситуация находит решение: в отсутствие всех участников их доли переходят самому обществу, которое при этом именуется обществом без лиц (Keinmanngesellsсhaft )[6].

Да и в российской практике такие случаи вряд ли в обязательном порядке повлекут за собой ликвидацию юридического лица, о чем свидетельствует наличие института доверительного управления имуществом (акциями, долями в уставном капитале) в период оформления наследниками своих прав на него (ст. 1173 ГК).

На наш взгляд, приведенные примеры лишний раз подтверждают, что, выражаясь словами И.А. Покровского, «юридическая реальность есть вообще некоторая особая реальность» и потому в ней в равной мере реальны и физическое и юридическое лицо как субъекты права[7].

Между тем, это утверждение не может в равной мере относиться к области социальной реальности. Отдельные ее явления не всегда следует принимать за проявления самого юридического лица, остающегося только лишь «нашим представлением». Однако подобные объекты вполне могут рассматриваться как связанные с деятельностью юридического лица, т.е. либо вызванные ею, либо предназначенные для ее осуществления, поскольку такая деятельность реализуется через посредство физических лиц как участников социальных отношений.

Автором другой теории XIX — начала XX вв. был Р. Иеринг. По его мнению, настоящими субъектами прав, приписываемых юридическому лицу, являются дестинаторы – физические лица. А юридическое лицо как таковое не имеет ни своих собственных интересов, ни прав, их обеспечивающих[8].

В отношении данной теории следует заметить, что хотя право и призвано защищать интересы реального живого человека, это вовсе не исключает возможности достижения такой цели с использованием конструкции юридического лица – самостоятельного субъекта права, который, равно как и физическое лицо, наделенное аналогичным статусом, может обладать собственными правами.

Некоторые ученые вообще не видели необходимости в использовании института юридического лица, считая что фактически им подменяются отношения коллективной собственности. Такого мнения, в частности, придерживался русский цивилист Ю.С. Гамбаров[9].

Теория целевого имущества Бринца гласила, что имущество юридического лица является бессубъектным, и права, приписываемые юридическому лицу, в действительности принадлежат не субъекту, а цели[10] . Схожей позиции придерживался и Бёлау (Böhlau )[11].

Однако нет никакого противоречия в том, что право будет считать это имущество принадлежащим юридическому лицу, тогда как с точки зрения социальной реальности данными благами будет пользоваться человек.

Усматривая за конструкцией юридического лица или бессубъектное имущество или отношения коллективной собственности, ученые не признавали его субъектом права на уровне правовой реальности. Между тем, авторы не учитывали то обстоятельство, что статус субъекта права может быть подтвержден наличием абсолютных прав, единственным условием возникновения которых является факт существования лица.

Данный критерий помог бы устранить заблуждение авторов, предлагавших считать юридическим лицом отдельные виды имуществ («лежачее наследство», имения). Так, мнение об отнесении «лежачего наследства» к юридическим лицам могло бы быть опровергнуто при обращении к праву управления делами юридического лица. Ведь реализация права управления собственными делами предполагает свободное волеобразование и волеизъявление, а данные качества не могут быть признаны за имуществом как таковым.

Комплексный анализ права управления дореволюционными авторами не проводился, возможно, по причине недостаточной развитости самого института юридического лица. Тем не менее, ряд исследований указывает на то, что цивилисты уделяли внимание отдельным видам абсолютных прав организаций, а также их соотношению с правами учредителей или участников.

Так, И.А. Покровский отмечал, что «все более и более начинает находить себе признание не только имущественная, но и личная сторона союзных образований», при этом вслед за признанием их права на имя, которое «является лишь первым пионером идеи прав личности», неизбежно последуют другие[12]. Сам же автор одним из таких прав признавал право на приобретение общественным союзом юридической личности, ссылаясь на комментарий к первому проекту Германского Уложения: «Даже тогда, когда для превращения в юридическое лицо необходима обязательная регистрация…, юридическое лицо является к этой регистрации с правом на свое существование, а не с просьбой о даровании ему жизни» [13].

Позиция ученого была довольно прогрессивной для своего времени и несомненной его заслугой является отношение к юридическому лицу как к самостоятельной правовой личности. В то же время, вряд ли можно приписывать юридическому лицу право на приобретение юридической личности. До момента возникновения юридического лица, определяемого законодательством, оно не существует и потому не может иметь каких-либо прав; в данной ситуации следует говорить о праве физических или юридических лиц на учреждение нового юридического лица.

Вопросам соотношения воли организации и ее участников уделял внимание профессор Л.С. Таль, усматривая важное отличие юридического лица «в необходимости подчинения всех участников воле громады». Именно этим моментом господства и подчинения, по его мнению, союзные образования отличаются от других обязательственных отношений, которые также могут быть направлены на достижение объединенными усилиями общей цели[14].

А.И. Каминка, указывая, что «участники являются составными частями громады», отмечал, что сама «громада, с коллективной волей, создающей предприятию единство, управляет делами предприятия»[15]. Полагаем, в данном случае автор имел в виду категорию управления делами юридического лица именно в качестве его личного права.

Дореволюционное законодательство также упоминало категорию управления делами. Ст. 2177 т.X Свода Законов Российской Империи было установлено: «Никакому лицу, хотя бы то было в качестве изобретателя предприятия, первоначального учредителя и проч., не может быть присвояемо право на всегдашнее и бессменное управление делами компании».

В силу легального закрепления данного права к нему обращался и гражданский кассационный департамент Сената в своих решениях: «Акционерное общество… не вправе требовать от директора-распорядителя отчета непосредственно помимо правления, давшего отчет общему собранию акционеров общества за время управления делами общества»[16].

По вопросу о положении вкладчика или товарища торгового дома указывалось, что «суд должен руководствоваться не только одним наименованием, данным этому лицу в учредительном договоре, но и сущностью прав по управлению делами товарищества, предоставленных ему по учредительному договору»[17].

В одном из своих решений гражданский кассационный департамент Сената обращает внимание на производный характер полномочий члена правления, тем самым подчеркивая, на наш взгляд, абсолютный характер права акционерного товарищества по управлению собственным делом: «Член правления, хотя даже и избранный из акционеров, по обязанностям, возложенным на него уставом банка и предоставленным ему уставом банка правам… является не хозяином банка, а его уполномоченным»[18].

В Гражданском кодексе РСФСР 1922 г. понятие «ведение общих дел» нашло отражение в главе X, посвященной простому товариществу, полному товариществу, товариществу на вере, товариществу с ограниченной ответственностью, акционерному обществу (паевому товариществу).

В Гражданском кодексе РСФСР 1964 г. термин «ведение общих дел» упоминался только в ст. 435, посвященной полномочиям участников договора о совместной деятельности.

Развитие теорий о сущности юридического лица в советский период изменило взгляд на само юридическое лицо, и, как следствие, на субъекта, обладающего правом управления делами организации.

С позиции А.В. Венедиктова (1948 г.) действительным субъектом всех прав юридического лица следовало признавать организованный коллектив трудящихся[19]. В развитие положений о праве оперативного управления союза организаций он писал, что правление как исполнительный орган союза распоряжается от его имени имуществом и организует всю производственно-трудовую деятельность рабочих и служащих союза. Обращает на себя внимание то, что в право оперативного управления, ученый включал полномочия личного характера (по организации производственной деятельности союза), с чем нельзя согласиться.

С.И. Аскназий (1947 г.), указывая на тот факт, что за каждым государственным юридическим лицом стоит собственник его имущества – государство «как организованный всенародный коллектив», давал основание полагать, что оно и есть тот субъект, который осуществляет управление делами государственных предприятий. Само юридическое лицо при этом рассматривалось как «вспомогательное средство» в деятельности государства, как «форма управления социалистическим хозяйством»[20].

Ю.К. Толстой (1955 г.), признав директора государственной организации ее волеобразующим органом, пришел к выводу, что он и является носителем юридической личности организации[21]. С этой позиции все полномочия по управлению делами юридического лица принадлежат его руководителю.

Общий подход указанных концепций заключался в том, что юридическое лицо не рассматривалось как непосредственный носитель права управления. Причем эта исходная установка не подкреплялась необходимыми доказательствами, вследствие чего категория управления делами юридического лица, складывавшаяся в XIX в. как гражданско-правовая, в XX в. приобрела публичные черты. Изменился и подход к оценке соотношения организации и ее органов. Последние рассматривались не как уставные представители юридического лица, а как непосредственные субъекты прав, связанных с его существованием (единоличные или как часть коллектива). Юридическое лицо не только экономистами, но и юристами стало рассматриваться как «форма управления теми или иными участками государственного или коммунального хозяйства»[22].

На сегодняшний день отдельные авторы также уделяют внимание рассматриваемым нами отношениям. Г.В. Цепов приходит к выводу, что в данном случае можно говорить об отношениях, «связанных с «управлением» одного субъекта гражданского права другим субъектом», вслед за тем уточняя, что «по сути, речь идет не об управлении обществом как самостоятельным субъектом права, а об управлении его имуществом, выступлении в гражданском обороте от его имени». Понятие «управление», по мнению автора, употребляется в значении «распоряжение»[23]. Г.В. Цепов указывает в своей статье, что право управления прямо отнесено к правам гражданским, но, к сожалению, не определяет субъекта данного права.

На наш взгляд, если бы автор исходил из того, что полномочия руководителей организации носят производный характер от права юридического лица, то смог бы избежать затруднений, связанных с установлением содержания правоотношений, возникающих при управлении делами организации.

Поводя итого, можно утверждать, что в настоящее время сложились все предпосылки для рассмотрения права управления делами юридического лица в том его изначально цивилистическом значении, которое было предложено дореволюционной наукой гражданского права.

​